Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тсс! – потребовала Кэти и склонилась над молодой женщиной. – Не могу ничего разобрать.
– Черт!
– Что она говорит? – спросил Давид.
Кэти покачала головой:
– Я… я не уверена… Что-то типа «тастин» или «даздин».
– «Das Ding», – догадался Артур. – Нечто… По-немецки это значит «Нечто».
Все замолчали, мысли разбегались. «Нечто»… Наверное, это самое непонятное слово из всех возможных, поскольку может значить что угодно. Но в сложившихся обстоятельствах… То, как незнакомка его произнесла… Энергия, которая ей потребовалась, чтобы выдавить его из себя… «Das Ding»…
Кэти заметила, что Давид щупает свой шрам, уставившись в окно. Почему он молчит? Почему никто ничего не говорит? Эта женщина либо заблудилась, либо попала в аварию! «Скажите же что-нибудь! Скажите, что оставить такие царапины способен любой дикий зверь! Скажите, что это сделал хищник, и я вам поверю!»
– Это хищник, – решился наконец Артур, указывая на раны у женщины на груди. – Рысь, которую она сбила, не разглядев в темноте. Вывернула руль, машина съехала в кювет. Потом, совершенно потеряв голову, вышла из машины. Было темно. Она склонилась над безжизненной массой, и умирающий зверь ударил ее лапой.
– Это, возможно, объясняет тот факт, что пострадавшей расцарапали грудь, а не спину, – подтвердил Давид, пытаясь успокоить жену. – Поэтому на ней нет ни перчаток, ни шапки, а только куртка. Она вышла из теплой машины.
– Да, точно! – добавила Кэти. – Все совпадает! Это рысь!
Артур кивнул:
– Она испугалась и побежала, думала, что за ней гонится… Через какое-то время она увидела на дороге следы от шин. Подумала, что недалеко есть какое-нибудь шале. Поэтому бежала и бежала… Пока не спросила себя, не повернуть ли обратно. Но ее остановили мысли о Нечто… И о машине, лежавшей в кювете… Она решила идти дальше… Долгих пятнадцать километров по снегу, подъемы и спуски… И вот она здесь, после четырех или пяти часов утомительной ходьбы… Ей удивительно повезло.
– Неслыханно повезло, – повторила Кэти.
Она стала гладить женщину по щеке:
– Нужно бы продезинфицировать раны. Чтобы лучше заживали… Дорогой, принеси мне перекись водорода, пожалуйста. Еще не помешало бы напоить ее и приготовить для нее суп. Горячий овощной суп.
– Откуда ты это знаешь?
– Знаю, и все. А еще знаю, что мы находимся в самом сердце леса, в часе езды от ближайших домов, и что в окрестностях спокойно себе разгуливают всякие отбросы типа Франца. Так что не… – Кэти обернулась и неожиданно рассмеялась. – Храпит! – воскликнула она. – Слышите! И все громче и громче к тому же! Вы только послушайте!
Все с удивлением обнаружили, что затаили в этот миг собственное дыхание.
Давид же почему-то вспомнил странное событие из прошлого, свидетелем которого он как-то стал: он присутствовал на некой прощальной панихиде, когда одному мужчине в рот попала смешинка во время кремации собственного сына. Нечастный покончил жизнь самоубийством неделей ранее.
– Схожу за антисептиком, – просто сказал он.
В гостиной Клара как сумасшедшая носилась за Гринчем, но Давид не обратил на это никакого внимания. Зайдя в лабораторию, он бросился к пишущей машинке. И хотя он знал их наизусть, но все же хотел перечитать последние фразы своего романа, которые напечатал за несколько минут до случившегося.
Обессиленная, очень худая женщина с темными короткими волосами наконец увидела шале. Ее спасение.
Он с беспокойством посмотрел на фотографию энтомолога. Мужчины без указательного пальца… Сначала числа, теперь эта история, сошедшая со страниц… Простая случайность?
– Нет… Хватит случайностей! – прорычал он.
Что же тогда? Что же?
Необъяснимо.
Необъяснимо, как и все, что происходило с ним постоянно. Его проклятие.
Он схватил с полки пузырек с перекисью водорода, хранившийся между запакованными шприцами, формалином, иглами, необходимыми для бальзамирования. Потом надел высокие ботинки и куртку. Он должен был понять.
Нечто…
Давид вернулся к остальным одновременно с Аделиной, которая несла стакан воды. Едва он открыл дверь в гостиную, как на него набросилась Кэти:
– Ты куда это так вырядился?
– Постараюсь дойти до дороги. Найти ее машину.
– И речи быть не может!
– Отличная мысль, – подтвердил Артур. – Мы не нашли у нее никаких документов, кошелька тоже нет… Вдруг вам удастся их найти, и вещи ее.
– Я сказала, об этом не может быть и речи!
Аделина протянула Давиду ключи от своего джипа. И собственный нож в ножнах.
– Возьмите… На всякий случай…
Давид осторожно взял в руки кожаный пояс с ножнами. Зачем Аделине такое оружие?
– Один ты туда не пойдешь! – продолжала настаивать Кэти, дезинфицируя раны незнакомки. – Это полный идиотизм! Надо просто разбудить ее и спросить, что с ней произошло.
– Если ты так и будешь орать, она точно проснется! Пусть отдохнет для начала, придет в себя, она смертельно устала! К тому же, может быть, она не говорит по-французски… и по-английски. Кто-нибудь понимает по-немецки? Я едва до десяти могу сосчитать.
– Знаю пару слов, поздно за него взялась, – ответила Аделина.
– Я понимаю, то есть читаю скорее, – сказал Артур.
– Давид! Один ты не поедешь! – отрезала Кэти. – Понял?
– С ним могу поехать я, – предложила Аделина. – Вдвоем мы…
– Совсем ку-ку?
Давид подошел к жене и нежно ее обнял:
– Не волнуйся, малыш. Я вернусь максимум через час… Заприте за мной дверь.
Кэти проводила его до машины и присоединилась к Аделине, которая ушла готовить суп и обед в кухню. Артур остался в спальне следить за молодой женщиной.
Вскоре она пришла в себя.
Жива. Она жива.
Кэти прижалась носом к стеклу и смотрела, как по снегу, собирая последние хлебные крошки, прыгал черный как смоль дрозд.
Аделина, стоявшая рядом с ней, разминала вареный картофель, из которого затем, добавив в пюре муки, принялась замешивать тесто. Наконец она заговорила:
– Может, перестанем уже дуться друг на друга? А то я с ума сойду после всего, что тут приключилось.
– Двадцать минут уже… – вздохнула Кэти.
– Двадцать минут… Он еще не уехал, а ты уже хочешь, чтобы он вернулся! Ты все время за ним так следишь?
– Я… Просто Давид не отдает себе отчета в опасности. То есть я не это имела в виду… Конечно же, он понимает, что опасно, а что нет, только… Только смерть его не страшит…